home beneath the ruin [cross]
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться22024-07-18 18:46:25
Мой друг. Мой союзник. Мой предатель. И не сразу заметил, как ты отдаляешься. Точнее, заметил, конечно, но не мог понять что произошло. Что такого изменилось, что ты стал избегать своего лучшего друга? Перестал совершенно не по уставу обнимать своего командира так, словно вот-вот сломаешь хребет? Куда ушла вся твоя собачья верность, манера заглядывать мне в рот и, возможно, чрезмерная (не для меня) забота? Ах, да, точно. Ты сдал меня штабским крысам. Меня лишили всех званий и выкинули из армии с волчьим билетом. Просто потому что я желал победы для нашей страны и, быть может, действовал не всегда по приказу. Хотя ты прекрасно знаешь эти приказы, что раздают зажравшиеся ублюдки в своих уютных креслицах. Они-то и знать не знают с какой стороны хвататься за ружьё, но очень хорошо понимают как нужно действовать в бою, верно? Ты сам сколько приказов нарушил на той высоте? Но ты спас мне жизнь и это больше никогда не обсуждалось. Жалеешь ли ты теперь, что не позволил мне сдохнуть в Чечне как шавке подзаборной? Благо, мне повезло, я отделался всего лишь увольнением, а не пулей промеж глаз. Спасла фамилия да старые друзья отца. Захаев. Барков. Жаль, что не ты. Больше никогда не ты. Ненавижу. Но у меня всё в порядке, можешь не волноваться. Я ушёл из армии, а ты остался. Дослужился до полковника? Какая прелесть. Надеюсь, мною у тебя получилось хорошенько выслужиться. А то было б как-то совсем грустно. Ты же хороший человек, Юра. А я нет. Я всего лишь психопат. Убийца. Террорист. По мне никто слёз лить не станет. Но почему-то тогда я тебя отпустил. Я... не простил, не умею прощать. Но позволил тебе оставить меня и жить дальше. Когда ты предал меня однажды. Но тебе оказалось этого мало? Наш ты герой России, что тебе пообещали Прайс с Николаем? Неважно. Во второй раз я не забуду. Отправлю тебе подарочек в твою часть. С зарином. Потом вернусь домой в отцовскую квартиру в Москве и найду похоронку без адресата. Ты так и не сменил адрес. Теперь я буду здесь видеть не только фигуру отца в петле. Но я подниму с колен нашу страну. Пусть ты и не одобришь мои методы. Мастерски жонглирую элементами ванильной и ребутной биографий, выдумываю на ходу и беру с потолка. Тебе тоже придётся, смирись. Или я за тебя сам всё придумаю. Мы будем играть по ванили, мы будем играть по ребуту, мы будем играть мою бешеную смесь и сотню-другую АУ-шек. Соболезную. А ещё я буду буквально волчонком, потому что как это не взять оборотническую АУ-шку? |
Чужая кровь привычна. Чужие раны не могут вызывать особых эмоций. Слишком много их было, слишком у многих. Пьеро и свои-то уже с трудом смог бы вспомнить все. Многие вещи в жестоком мире становятся невыразительной обыденностью. Но всë же иногда... Иногда что-то отвлекало от работы. Путало мысли и заставляло их уходить от всех планов. Пробуждало червь неудовольствия где-то внутри. Так раздражение поднимало голову и копошилось всë сильнее с каждым разом, когда Педролино видел кровь Капитано. Это недопустимо. Второй слишком ценен для Царицы. Слишком необходим для Первого. Невозможно допустить потерю такого бойца. И даже саму идею потери.
Извечная маска учтивого равнодушия едва заметно трескается, взгляд слегка хмурится, пока Пьеро уверенно отрывает мешающую часть уже достаточно истерзанного рукава и лохмотья летят на пол, чтобы после их молча убрали вездесущие слуги. Первый осторожно, возможно, даже слишком, всë же его солдат давно привык к куда более грубому обращению, стирает самые неприятные пятна крови, обрабатывает края раны, благоразумно не трогая саму истерзанную плоть. Он уже слишком стар для подобных ошибок новичков. Да и прекрасно знает на собственном опыте какой пыткой бывает глупость переборщить с обеззараживанием. Рану алкоголем поливают только раз в жизни. Но в какой-то момент отголоски эмоций всë-таки вырываются на свободу и Пьеро не сдерживается. Лижет широко у чужого запястья, собирая кровь языком, смакуя знакомый и уже почти приятный вкус, что каждый раз необъяснимо возбуждает. Как перед боем. Эту кровь Педролино всегда отличит, всегда узнает. Она пьянит. Ему кажется, что вот-вот и он станет зависим от неë. Но не слишком хочет этому противиться. Только отрывается с некоторой неохотой, подавляя желание дышать слегка рвано. Проводит в последний раз окончательно испорченным куском некогда белоснежной ткани по следу своей человечности и отбрасывает платок к остальному мусору. Проходит пальцами следом по всей ране, касаясь едва-едва, но оставляя после себя тончайшую корочку льда. Она не повредит, лишь даст время. Остановит потерю крови, не позволяя травме усугубляться. Лëд тонкий, полупрозрачный, лишь узоры инея могут слегка отвлечь от вывернутого мяса. Но он не растает, пока сам хозяин руки и слишком знакомого пиро-элемента того не пожелает. Для таких фокусов у старого дурака ещë хватит сил и сноровки.
— Вы обязаны вернуться, Второй, — с глухим вздохом, но твëрдым тоном Первый отпускает чужую руку, только чтобы поймать товарища за шлем и сдавить тот словно челюсть, притягивая почти к самому лицу и вглядываясь в привычную бездну, что никогда не могла скрыть ничего от проклятого. — Вы мне нужны. Найдëте беглеца и продолжите служить Царице. Я не позволял вам оставлять свой пост. Или я сам найду вас. Вы же не хотите, чтобы я ради этого отвлекался от своей работы?
Поделиться32024-07-29 23:46:41
MARVEL ✽ JAMES BARNES
» 90 кг экзистенциализма и рефлексии Давайте возьмем Барнса из «Капитан Америка: Зимний Солдат» и закроем глаза на все, что было после? У Джеймса и Наташи есть история, общая на двоих. Фильмы этой темы так и не раскрыли, а очень зря. Предлагаю заняться этим. Углубляться в ангст и отыгрывать исключительно его мы не будем, найдем какой-то баланс. Всего должно быть в меру, и этого тоже. Иногда пишу быстро, иногда медленно. Иногда падаю в спидпост, но это не обязательное условие. Перед анкетой хотела бы списаться в личке, чтобы посмотреть на пример поста и понять, есть ли контакт. |
Наташа говорит «нет». Некоторые вещи звучат слишком даже для нее. Прожив большую часть жизни бесправным оружием, которому даже думать порой запрещалось, долгое время она с трудом училась иметь свой взгляд на вещи — взгляд, который много кому не нравился. Сначала это был Фьюри, теперь Хилл.
Ни один из них отказов не мог потерпеть, но если для Фьюри это было частью работы — иногда приходилось выслушивать своих подчиненных, искать компромисс, иногда откровенно давить и приказывать, — для Хилл это было чем-то абсолютно неприемлемым. Если она сказала, значит, так и будет. Всякую мораль следовало оставить за дверью, как и идею категорического императива Канта — в картине мира Хилл для нее места просто не было.
Иногда Наташу занимали мысли о том, как не похожи друг на друга они оказались в этом отношении. Побывав за моральной чертой, она стремилась вернуться обратно, чтобы никогда больше ее не переступать. В ее понимании оставались вещи, к которым лучше не прикасаться никогда — иначе это поглотит целиком, заметить не успеешь, как станешь кем-то, с кем привыкла бороться.
Когда мы разрешаем себе относиться к человеку как к средству, свобода подрывает сама себя.
Хилл мыслила иными категориями, и Наташа неплохо представляла, какими именно. Она тоже была такой когда-то, но все свои советы по теме оставляла при себе. Едва ли Хилл ее хоть раз бы послушала.
Не стала слушать и сейчас — услышав слово, всего одно слово, Наташа успевает только дернуть бровью, прежде чем лампочка в голове выключается, оставляя ее одну в темноте.
Reverie.
От всех ее мыслей, стремлений, от самой ее личности и ее существа остается только тело — совершенное, сильное, готовое к убийству. Ни одной неудобной идеи, никаких возражений, голову занимает собой белый шум. Он отступает только перед голосом Хилл, потому что именно она держит этот поводок в руках и тянет.
Происходящее и правда похоже на сон, которому позже Наташа не будет верить. Один из тех снов, от которых она уже даже не просыпалась ночами, настолько привыкла.
Теперь она не подвергает сомнению приказ, потому что ее собственная свобода уже подорвана, а человечность подавлена — с коротким кивком головы Наташа выходит за дверь и не оборачивается.
В чем-то это даже удобно, не иметь собственной воли: не приходится думать о том, как сохранить всех заложников живыми. Нет никаких терзаний, правильно ли она сделала, когда застрелила свою цель сквозь чужое тело. Пуля прошивает двоих, проходит навылет и раскалывает инерцией крошащийся бетон за их спинами.
Наташа смотрит на паутину трещин без всякого выражения на лице — задача выполнена, а какими средствами не так уж важно.
Когда она возвращается, кабинет Хилл встречает ее электрическим светом, который почему-то режет ей глаза. К этому моменту Наташа успевает вымыть руки, избавиться от следов крови на теле — волосы, еще мокрые, собраны в строгий пучок, на костюме остаются пятна от воды.
— Никаких проблем, — отзывается она, и личности в ее ответе не больше, чем во всех ее действиях за день. Наташа не отвечает за себя и никак себя не чувствует. Кажется, у нее саднит предплечье, которое зацепила пуля, но это ощущение никак ее не беспокоит.
Наташа не осознает, что, должно быть, смотрится сейчас жуткой: стоит над Хилл бледным призраком самой себя, вытянувшись напряженной струной, словно готовая к прыжку.
— Я могу что-то еще для тебя сделать?
Она услужлива, как услужлив всякий нож, готовый вспороть брюхо любому по желанию хозяина. Хозяйки — новая роль Хилл как будто идет, но Наташа об этом тоже не думает.
Поделиться42024-08-09 18:43:45
заявка от Helena Bertinelli
если ты возьмешь
DC COMICS ✽ JASON TODD
то я стану для тебя
DC COMICS ✽ BARBARA GORDON
♫ fight the fade — where you go I go Люди, которых она любит, зовут ее Бабс. Услышав об этом, Джейсон выбирает обходной путь, хочет стать для нее особенным: называет ее Барби. Из его уст это звучит естественно даже, а ей определенно идет — она красивая, как кукла или та фарфоровая балерина, что стоит на каминной полке в поместье Уэйнов. Барбара тогда отмахивается, смотрит на него очень строго, говорит: — Не называй на меня так. После этого Джейсон учится называть ее так же, как все, но это особенное имя держит в памяти, хранит, как что-то очень ценное, что-то, что есть только у них двоих. Барбара встречается с Диком, у них, кажется, все серьезно. Рассчитывать Джейсону как будто не на что, он сердится на нее и иногда злится: она старше него всего на каких-то пару лет, но с самого начала определила их отношения родственными почти, стала ему старшей сестрой и вела себя так же. Она занимается с ним математикой, химией и физикой, проверяет домашние задания, откапывает все его заначки с сигаретами — и ни разу не сдает его Брюсу с Альфредом. Она берет с него доллар каждый раз, чтобы опустить в специальную штрафную банку за проскочившие ругательства, берет с собой в патрули, рассказывает ему о теории струн, о бесконечном космосе и далеких звездах в ночном небе, пока они сидят вдвоем на очередной крыше. Барбара учит его танцевать в преддверии выпускного. Джейсон неловко шутит, что, может, она хочет пойти туда с ним, ведь пары у него никакой нет — она обещает подумать. Они разучивают вальс — потом Джейсон, задумываясь о чем-то, машинально будет отсчитывать пальцами по столу знакомый ритм. Раз, два, три, раз, два, три. Эта привычка останется с ним даже после смерти. Сам Джейсон читает ей вслух — иногда это какая-то классика, вроде «Мартина Идена», иногда дурацкие бульварные романы. Барбара лежит на полу, разметав по нему свои длинные рыжие волосы, и смотрит в потолок, улыбаясь, иногда что-то комментирует. Они вместе начинают читать «Дюну», первые же главы захватывают обоих с головой. Непрерывное ощущение неминуемой гибели герцога Лето, гнетущее, вкручивающееся во внутренности, остается в тот вечер с обоими: Барбара говорит, что тоническая поэма Гарни Холлика о морском прибое, водорослях и чайках нравится ей больше. Джейсон берет с нее слово, что однажды они поедут вместе на море. Ни на какое море они так и не едут. Барбару находят в квартире ее отца, лежащей на полу в луже собственной крови. Пуля Джокера прошла навылет, но она выживает, хоть и не может больше ходить. Барбара еще находится в больнице, когда непоправимое происходит уже с Джейсоном. Джейсон чувствует, что все закончится очень плохо, когда едет в Курак на встречу со своей биологической матерью по наводке Джокера. Наверное, так чувствовал себя герцог Лето Атрейдес, когда отправлялся на Арракис, чтобы найти там свою смерть. Джейсон игнорирует все свои дурные предчувствия, потому что слишком зол на Брюса, потому что под плащом Бэтмена ему уже тесно, потому что в Кураке его должна встретить мама, а он так чертовски устал от одиночества — ни одна живая душа ему не принадлежала, Барбара не принадлежала, он нигде не находил себе места и не знал, к кому бы еще прибиться. За ошибку приходится дорого заплатить: Джейсон платит своей жизнью, когда Джокер забивает его монтировкой, а потом минирует тот сарай к приходу Бэтмена. Как бы зол Джейсон ни был, в тот момент он мечтает только об одном — чтобы Брюс его спас. Брюс не спасает. Домой возвращается только его тело. Джейсона Тодда оплакивают и хоронят на фамильном кладбище Уэйнов, совсем недалеко от родителей Брюса. Барбара появляется на его похоронах в инвалидном кресле: за какие-то пару недель Джокер лишил жизней их обоих. Возвращается Джейсон уже не собой, но кем-то другим: первое время ничего о себе не помнит, не говорит, представляет собой набор рефлексов — нелепый отпечаток себя прежнего, само воплощение идеи того, что мертвым лучше оставаться мертвыми. Таким его подбирает Талия аль Гул, чтобы погрузить в воды Ямы Лазаря и сделать из него собственное оружие — оружие, которым собиралась поразить Бэтмена. Яма Лазаря тоже что-то меняет в нем, меняет или открывает то, что всегда в нем сидело — Джейсон не знает, только ищет выход своей злости, направляет эту злость на Брюса. Брюс не спас его, не спас Барбару, он сломал их обоих и все, что сделал, — это подобрал новенького мальчика, свежего Робина, чтобы и того отвести на убой. Джейсон почти убивает его из желания мести, вовремя останавливается. Клокочущую внутри ярость удается унять при виде Барбары. Его не было долго, после воскрешения Джейсон учился убивать и вернулся в Готэм Красным Колпаком. Барбара тоже успела измениться — сначала стала Оракулом, ища новое призвание, потом вернула себе ноги и плащ Бэтгерл. Их пути много раз пересекаются, но встречи всегда заканчиваются примерно одинаково: попытками изменить то, что уже не поддается никаким правкам, с ее стороны, попытками убедить, что единственный способ оставить прошлое в прошлом это убить Джокера, — с его. Джокера он в итоге и убивает прямо на ее глазах. Одного из. Да, их оказывается целых три, и Джейсон не уверен, что убил именно того, кто замучил их обоих когда-то, но собирается нанести визит вежливости и остальным. Барбара пытается остановить его тогда, но он ни разу не верит, что она в самом деле этого хотела. Когда она промахивалась в последний раз? Барбара злится на него, но все равно ищет в нем что-то, за что можно зацепиться. Кажется, ей удается: она приводит его к себе в квартиру, смотрит этим своим непонятно что значащим взглядом, старается достучаться до его сердца. Она даже не представляет, какого успеха достигает в этом — на какой-то миг Джейсон верит, что у них могло бы что-то получиться. И верит настолько, что целует ее. Она даже отвечает ему, но потом, опомнившись, говорит, что это было ошибкой. Джейсон ни на секунду ей не верит. Уезжая из Готэма, он оставляет ей письмо. Лучше бы это был хотя бы телефонный разговор, но ему кажется, что всегда лучше оставить ей выбор — если она сделает вид, что никакого письма не было, значит, так тому и быть. Письмо Барбара так и не находит, потому что уборщик сметает его вместе с прочим мусором в ведро. С самого утра она занимает беговую дорожку в зале и долго, упорно куда-то бежит. Или от кого-то. От себя, возможно. Потому что бежать от Джейсона ей совершенно не хочется. Джейсон ищется в пару. Хочется поиграть во что-то по мотивам Трех Джокеров, взять их за основу и дальше строить что-то свое. Чувства какие-то определенно есть у обоих, только вот Барбара не хочет их признавать. Пока что. От Джейсона требуется быть очень убедительным, чтобы она передумала. У персонажей есть конфликт, играть в него я тоже хочу. Джейсон убежден, что средства борьбы с преступностью и моральные принципы Бэтмена ужасно устарели, чтобы психи из Аркхэма реально кого-то боялись, их следует убивать. Барбара с этим категорически не согласна, но в ней тоже есть это темное желание мести за то, что случилось с ними обоими. Она ужасно зла на себя, на Джейсона, на то, что им пришлось пережить, однажды она и сама пыталась прикончить Джокера, но Джейсону ни за что не признается. В ней есть этот гнев, проблемы с агрессией, которую она все пытается контролировать, но не всегда может, она подавляет в себе жестокость, — и на всем этом я хочу сыграть. Хочу, чтобы они дополняли друг друга, залечивали друг другу раны. Джейсону нужен кто-то, кто будет его заземлять, напоминать о том, что кроме бесконечной борьбы есть еще что-то настоящее, что у него может быть какая-то жизнь за пределами его альтер-эго — жизнь, которая будет принадлежать Джейсону, только ему одному, а не Красному Колпаку. Барбаре нужен кто-то, кто даст ей понять, что иногда можно быть слабой, а можно быть сильной и не бояться этой силы — не бояться быть жесткой, в чем-то жестокой, что она не должна быть идеальной и может положиться на кого-то кроме себя. На Джейсона, например. Хочу в эти отношения, которые выросли из отношений названых брата и сестры, сайдкиков Бэтмена, друзей с юного возраста — Джейсону было шестнадцать, когда он погиб, Барбара старше года на три. В настоящем времени им 27-30; хочется, чтобы Джейсон уже немного перерос свой юношеский максимализм. Мы будем играть в детективы и приключения, возможно, иногда слегонца хорроры, в херт/комфорт, найдем время для ангста и флаффа. Хочется какого-то роудмуви немножечко, наверное. Хочется, чтобы было много собственно отношений, мб какой-то романтики, агрессивного флирта в обе стороны, чтобы искры летели. Важно, чтобы перспективы играть рейтинг вас не пугали. Если рейтинг вы не любите, вам со мной будет сложно. Внешности, скорее всего, останутся рисованными. Это микс Джейсона из префлэшпоинта, нью52 и Трех Джокеров. Никакой Всекасты не было, Отбросов не было, Уиллиса Тодда криминального авторитета, занятия Джейсоном Айсберг Лаунджа и прочего тоже не было. Иногда пишу быстро, иногда медленно, иногда падаю в спидпост. Перед анкетой напишите в ЛС, пожалуйста, с примером поста. Персонаж очень важный для меня, очень надо, чтобы звезды сошлись. Могу сыграть с Джейсоном еще и Хеленой. У Хелены и Вика Сейджа есть свой сюжет о чудесном воскрешении последнего, к которому можно присоединиться, если возникнет такое желание. Джейсон хорошо знает, что это такое — вернуться из мертвых, а еще он хорошо знает Талию, Лигу убийц и все, что вокруг. |
Стояла серая промозглая осень, какая только бывает в Готэме, приближался день Благодарения, который Хелена планировала отпраздновать в одиночестве. Не то чтобы ей совсем не с кем было запечь индейку и помолиться за хорошую еду на столе — Зинда предлагала сделать это вместе и обещала поделиться своим особенным рецептом, — просто у Хелены как всегда нашлись дела поважнее.
Понемногу подмораживало, лужи к утру покрылись тонкой корочкой льда, которая, лопнув под весом ее байка, окатила грязной водой джинсы. У светофора на перекрестке пришлось притормозить, сонный фольксваген впереди мигнул поворотниками, пропуская — такой Готэм Хелене даже иногда нравился. В таком Готэме можно было даже жить, в те редкие часы, когда мафия засыпала, а город еще не стряхнул с себя дымку сна.
Она припарковалась в паре кварталов от собора, оставшийся путь преодолела пешим ходом: к тому, чтобы перешагнуть порог церкви, ей всегда нужно было мало-мальски подготовиться, успеть самой заглянуть в самые темные уголки своей души, прежде чем впустить туда кого-то еще. Пронизывающий ледяной ветер быстро выгнал из головы тяжелые мысли, к моменту, когда ее пальцы коснулись массивной ручки двери, Хелена в легкой кожаной куртке уже совсем продрогла.
Пока она не вполне решила, как и с чего начать. Стук каблуков гулко отражался от холодных каменных стен, цветные витражи стрельчатых окон окрасили ее кожу в пурпурный, синий и красный. Если бы и нашлось в Готэме место, в котором Хелена могла бы почувствовать себя как дома, то оно было бы здесь.
Притулившись на пустой скамье, она убрала в карман темные очки и, вздохнув, сложила ладони у лица:
— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.
— Ты сегодня рано.
Сестра Бет появилась за спиной почти так же бесшумно, как Дефстроук на прошлой неделе. Прежде чем обернуться и выдать вежливую улыбку, Хелена успела подумать о том, как хорошо, что встречала ее только в церкви, в те редкие моменты, когда она позволяла себе расслабиться и не имела арбалета под рукой.
— Ехала с работы, решила зайти, пока никого нет.
Ее обычный ответ, даже правдивый весьма. Их с сестрой Бет встречи всегда проходили по единственному плану: она возвращалась с ночной смены и искала нескольких минут уединения, Бет добродушно улыбалась и рассказывала какую-нибудь историю из жизни, если у Хелены были время и настроение.
Сегодня же привычный сценарий был нарушен. Слегка наклонившись к ней, сестра Бет негромко сообщила:— Так странно, сегодня ты не самая ранняя пташка.
Они скосили взгляды к дверям одновременно, Бет намеренно, Хелена рефлекторно. Казалось бы, подумаешь, кто-то тоже любит помолиться в тишине и одиночестве ужасно ранним утром, мало ли на свете истовых верующих. Она уже хотела было вежливо пожать плечами и удалиться, но тут признала знакомое лицо.Не то чтобы видеть оживших покойников для нее было чем-то из ряда вон, может, случайся подобное чаще, к этому следовало бы даже привыкнуть, как и ко многим другим пугающим вещам, которые уже давно не вызывали бурных эмоций. Может, эмоциональности этой внезапной встрече добавила церковь. Было в этом что-то очень концептуальное: распятый на кресту Иисус с одной стороны — и оживший Вик Сейдж с другой. Тот, впрочем, на пороге не ждал, как в слоумо в ее лицо проникновенно не вглядывался и вообще уже хлопнул дверью.
Хелену словно бы из ледяной воды вынырнула, настолько сильно ей вдруг стало не хватать воздуха. В последний раз они виделись... когда? Сколько прошло времени с момента, как Рене рассказала, что случилось в Нанда Парбат?
Слишком мало.— ...он, кажется, исповедаться приходил.
— Что? — Хелена на секунду забыла, что была не одна. — Знаете, я пойду, пожалуй.Преодолев путь до выхода в несколько поспешных шагов, бросилась за ним, под мерзкий дождь, без зонта. Тяжелые капли быстро залили линзы очков, без которых Хелена чувствовала себя почти голой даже в смурную погоду.
— Стой!
Если честно, Хелена надеялась, что обозналась. Какие еще были варианты? Мертвые просто так не возвращаются, может быть, он сейчас попытается ее убить. Риск, на который она готова была пойти.
Разве что арбалета под рукой стало вдруг немножко не хватать.— Что за…
"...хрень, Вик", — обычно говорила она, но не сегодня. Сегодня стоило бы найти менее приличное слово.
Поделиться52024-08-22 21:03:50
» сын маминой подруги, захватывал Мидгард до того, как это стало мейнстримом Локи из фильма «Тор: Царство тьмы» видели? А если найду? (Сыграю вам Джейн из того же фильма, если захотите.) Я бы поставила Локи и Наташу в ситуацию, когда им пришлось бы сотрудничать, несмотря на то, какие они разные. Или, может, они не так уж друг от друга отличаются? У них много общего, если задуматься, и на этом я бы хотела построить что-то захватывающее. Хочется какого-то задорного приключалова, когда Локи мог бы оставить Наташу в каком-нибудь опасном месте, если бы захотел, даже иногда угрожал это сделать, но в итоге все равно почему-то возвращался за ней. Чтобы Наташа, думая, что он просто напыщенный асгардский божок и придурок, постепенно пришла к мысли, что есть в нем что-то. Мы будем влипать в неприятности, детективить, активно трогать тему магии, а скучать не будем. Иногда пишу быстро, иногда медленно. Иногда падаю в спидпост, но это не обязательное условие. Перед анкетой хотела бы списаться в личке, чтобы посмотреть на пример поста и понять, есть ли контакт. |
Наташа говорит «нет». Некоторые вещи звучат слишком даже для нее. Прожив большую часть жизни бесправным оружием, которому даже думать порой запрещалось, долгое время она с трудом училась иметь свой взгляд на вещи — взгляд, который много кому не нравился. Сначала это был Фьюри, теперь Хилл.
Ни один из них отказов не мог потерпеть, но если для Фьюри это было частью работы — иногда приходилось выслушивать своих подчиненных, искать компромисс, иногда откровенно давить и приказывать, — для Хилл это было чем-то абсолютно неприемлемым. Если она сказала, значит, так и будет. Всякую мораль следовало оставить за дверью, как и идею категорического императива Канта — в картине мира Хилл для нее места просто не было.
Иногда Наташу занимали мысли о том, как не похожи друг на друга они оказались в этом отношении. Побывав за моральной чертой, она стремилась вернуться обратно, чтобы никогда больше ее не переступать. В ее понимании оставались вещи, к которым лучше не прикасаться никогда — иначе это поглотит целиком, заметить не успеешь, как станешь кем-то, с кем привыкла бороться.
Когда мы разрешаем себе относиться к человеку как к средству, свобода подрывает сама себя.
Хилл мыслила иными категориями, и Наташа неплохо представляла, какими именно. Она тоже была такой когда-то, но все свои советы по теме оставляла при себе. Едва ли Хилл ее хоть раз бы послушала.
Не стала слушать и сейчас — услышав слово, всего одно слово, Наташа успевает только дернуть бровью, прежде чем лампочка в голове выключается, оставляя ее одну в темноте.
Reverie.
От всех ее мыслей, стремлений, от самой ее личности и ее существа остается только тело — совершенное, сильное, готовое к убийству. Ни одной неудобной идеи, никаких возражений, голову занимает собой белый шум. Он отступает только перед голосом Хилл, потому что именно она держит этот поводок в руках и тянет.
Происходящее и правда похоже на сон, которому позже Наташа не будет верить. Один из тех снов, от которых она уже даже не просыпалась ночами, настолько привыкла.
Теперь она не подвергает сомнению приказ, потому что ее собственная свобода уже подорвана, а человечность подавлена — с коротким кивком головы Наташа выходит за дверь и не оборачивается.
В чем-то это даже удобно, не иметь собственной воли: не приходится думать о том, как сохранить всех заложников живыми. Нет никаких терзаний, правильно ли она сделала, когда застрелила свою цель сквозь чужое тело. Пуля прошивает двоих, проходит навылет и раскалывает инерцией крошащийся бетон за их спинами.
Наташа смотрит на паутину трещин без всякого выражения на лице — задача выполнена, а какими средствами не так уж важно.
Когда она возвращается, кабинет Хилл встречает ее электрическим светом, который почему-то режет ей глаза. К этому моменту Наташа успевает вымыть руки, избавиться от следов крови на теле — волосы, еще мокрые, собраны в строгий пучок, на костюме остаются пятна от воды.
— Никаких проблем, — отзывается она, и личности в ее ответе не больше, чем во всех ее действиях за день. Наташа не отвечает за себя и никак себя не чувствует. Кажется, у нее саднит предплечье, которое зацепила пуля, но это ощущение никак ее не беспокоит.
Наташа не осознает, что, должно быть, смотрится сейчас жуткой: стоит над Хилл бледным призраком самой себя, вытянувшись напряженной струной, словно готовая к прыжку.
— Я могу что-то еще для тебя сделать?
Она услужлива, как услужлив всякий нож, готовый вспороть брюхо любому по желанию хозяина. Хозяйки — новая роль Хилл как будто идет, но Наташа об этом тоже не думает.
Поделиться62024-09-08 12:31:03
заявка от levi ackerman
|
Поделиться72024-09-15 14:39:48
заявка от zhongli
мне кажется, в доме твоем прошел ураган [indent] Это довольно забавно ー вполглаза исподтишка наблюдать, как снежнинский гость учится управляться с деревянными палочками. Забавно ー и восхитительно. Отказавшись от трюка с салфеткой, он раз за разом роняет кусочки мяса обратно в бульон, медленно, верно сводя на нет всю изящнейшую подачу. Это было бы лишь забавно ー но в этих неловких движениях он, Чжун Ли, читает то же упорство, с которым Предвестник осваивает стрельбу. [indent] Наверное, мне бы хотелось на этой роли видеть не столько того, кто любит эту пару, сколько того, кто любит Чайльда как персонажа. Кто понимает его и чувствует, и хочет играть им. Мне кажется, это ー залог того, что мы сможем сыграться. |
[indent] Тучи над Ли Юэ. Это так странно, что, кажется, вправду не может быть для простого народа ничем иным, кроме знамения новой эры.
У местных детей есть считалка, ー простецкая бесконечная песенка, ー в одном из вариантов которой Властелин Камня, гонясь по небу в форме дракона, ловит летящие дождевые капли, ー и, хотя те события, о которых в ней говорится, слегка исказились со временем, в этом есть свой определённый смысл.
Моракс выстроил Ли Юэ на своих костях ー свою кровь и плоть сделав гарантом благополучия собственного народа ー но ей стало тесно в этом скелете, и рёбра стали обычной клеткой. Теперь, когда эти старые кости ветшают и обрушаются, мир вокруг неизбежно оплакивает былой порядок: тысячи лет разрушений разом точат гору Тяньхэн, чьи плечи так долго служили преградой врагам, чудовищам и холодному ветру с запада.
С каждым крохотным камешком, катящимся по её склону, Чжунли ощущает, как падают камни с его же собственных плеч.
[indent] Директор Ху сегодня необычайно тиха и задумчива. Двери бюро «Ваншэн» открыты для посетителей и клиентов, ー как и несколько сот лет подряд до этого дня, ー но сегодня никто не придёт.
Сегодня никто не погиб. Последнее чудо Гео Архонта… Так говорят.
ー Здравствуйте, уважаемый посетитель! А, это вы…
ー Директор, позволите мне отлучиться?
У Путешественника много вопросов, большую часть из которых он так и не задаёт. Моракс ー не Буер, и не умеет читать в умах людей, но беззлобное непонимание на лице этого человека даёт прочитать: “Ты бы не дал им погибнуть… Не дал бы?”
Этот вопрос, незаданный, звенит гулким эхом брошенной в осушенный колодец монеты в его голове весь остаток дня.
[indent] В старой задаче о куче песка мудрецу задают вопрос: если отнять от кучи одну песчинку, останется ли она по-прежнему кучей песка? Если отнять затем две, три песчинки, и продолжать до тех пор… “До каких пор ты намерен был продолжать?”
Для Моракса жизнь отдельно взятого человека ー мгновение в бесконечности, крошечная песчинка… И всё же, все эти песчинки он знает по именам. Во время Войны Архонтов он потерял слишком многих: людей, Адептов… Своих людей. Так сколько конкретно жизней он был готов положить на чашу весов?
ー Если отнять от кучи одну песчинку, она не будет прежней кучей песка.
Это его ответ. Ответ, который никто никогда не услышит, ー ответ, заглушённый шумом дождя.
[indent] Влажные пряди волос, обрамляющие его лицо, липнут к щекам, ー как у простого смертного, ー холодят аристократично бледную кожу. Ему отчего-то хочется побыть здесь подольше: вслушаться в суету больше-не-своего города, раствориться в ней и остаться стоять позолоченной статуей, обращённой глазами к морю… Нет, это глупость, он…
ー Чайльд.
Чжунли оборачивается, и на его лице ещё несколько мгновений теплится мягкое полурассеянное выражение, ー взгляд куда-то мимо него, вдаль на тысячи миль, ー а потом исчезает, словно иллюзия капель дождя.
ー Мне жаль это слышать.
Так вышло, что бог контрактов не может лгать, и, как человеку Чжунли, ему действительно очень жаль. Однако, контракт ー причина всему тому, что произошло. Чужеземцу было бы трудно понять ー и теперь, возможно, уже слишком поздно для объяснений, ー но отчего-то в пустой груди больно давит воспоминаниями. Так вышло, что бог контрактов не может забыть.
ー Вот он! ー Недавний моряк в сопровождении коренастого миллелита тычет рукой в их сторону, прерывая молчание.
ー Господин Чжунли! Он вам угрожал? ー В глазах стража порядка мелькает мгновенное узнавание вкупе с готовностью применить копьё.
ー Этот человек здесь по моему приглашению, ー чистая правда.
ー Но… Эти северяне!
ー Господин Юн, разве человек вашего звания верит досужим слухам?
Словно зачарованный блеском глаз, миллелит вскоре быстро бормочет, что у него есть и более важная миссия, нежели чем искать, кто на кого прикрикнул в порту в то время когда вокруг всё ещё творится вся эта суматоха.
ー …
Всё не должно закончиться вот так.