Мне впервые не мил свободный мой край
Не волнует и душу ветер

Что такое любовь, Розалина?

Квинтэссенция человеческих иллюзий.

Прекрасная леди смотрит на Мондштадт из окна номера в отеле с отвращением и жалостью. Мелкий, жалкий, грязный во всех смыслах, погрязший в лени, праздности и беззаботности. Непозволительной беззаботности. Ее ощутимо передергивает, когда она только думает о мерзопакостном ахронте, покровительствующем этому городу бесталанных лентяев и праздных пьяниц.

Ползи, мой огонёк, только не погасни
Души меня, мой угарный газ

Архонты – лишь жалкие марионетки, которым разрешили поиграть во власть. Особенно этот… Город под стать своему архонту.

А ведь было когда-то…

Иначе. Просто иначе.

Она в холодной ярости задергивает шторы. Темнота, мягкая, окутывающая, убаюкивающая, почти сразу успокаивает начинающее разгораться пламя в груди. Даже глаз порчи последнее время не мог порой угомонить это всепоглощающее пламя, этот жидкий огонь, который стал ей однажды кровью, плотью, слезами и жизнью.

Вывернуть бы весь мир наизнанку…

Вывернуть бы весь мир наизнанку
Пусть горит всё, мне не жалко
Наплевать на тиранов и героев
Вместе с дымом я отправлюсь за тобою

И она вывернет. Ей давно наплевать на всех – на богов, на этот мир, ради которого она сражалась когда-то. Это не тот мир – не тот, что она хотела защитить. Все испорчено, испещрено осколками катаклизма, усеяно монстрами и нечистой грязью. Спалить бы! Пусть горит все, ей не жалко!

Что такое счастье, Розалина?

Она оглядывается через плечо на узкую полоску света, оставшуюся меж шторами. В какой-то миг, на долю секунды, ей показалось… Ей причудилось, что все по-прежнему! Что часы ее не остановились. Что она вернулась в родной город не на выжженое и разодранное монстрами место, а в свой тихий родной Мондштадт. И что вот-вот это самое окно распахнется, шторы взлетят, поднятые игривым ветром, и на подоконнике…

Не смогу обнять тебя, как тогда
А жизнь казалась так светла...

Оно сгорело в огне, это счастье. В битве с последствиями катастрофы. Осталось лежать у нее ног в клочья разодранным, в пепел превращенным. Растворилось в миг, как и эта чужая, нелепая иллюзия. Синьора холодно смотрит на эту жалкую полоску света. На пылинки, витающие в ней, словно снежинки – над Снежной. Холод стал ее колыбелью, ее покоем.

Синьора лишь поправляет белокурый локон, выбившийся из прически, и сдерживает странное желание – напеть ту самую песню. Что пела когда-то ему.

С меня сдирает кожу пламя, а я хохочу
Должно быть больно очень-очень, но мне ничуть
Все мечты и надежды я оставила
И моё сердце вместе с пламенем растаяло

Не вернуть. Не уберечь, не спасти. Новое можно создать, только снеся к лешевой прабабушке все старое! Она утопила бы этот мир в огне вместе со всеми его пороками только для того, чтобы на этом пожарище родилось что-то светлое, чистое, белое! Как снег. Как белые одуванчики…

Одуванчиковый пух очень хорошо горит, между прочим.

Код:

Отриньте лжи апофис
<br>Узрите правды гносис
<br>В Геене лучше сгинуть, 
<br>чем рая цепь постигнуть

Код:

<a href="https://genshinmemories.rusff.me/viewtopic.php?id=307">анкета</a> ♦ <a href="https://genshinmemories.rusff.me/viewtopic.php?id=307#p13070">хронология</a>